"Ты только не бойся быть счастливым..."

25 лет назад, 1 мая 1995 года состоялась премьера спектакля «Мой бедный Марат» по пьесе Алексея Арбузова на «сцене под крышей» театра им. Моссовета. Спектакль был посвящён 50-летию Победы в Великой Отечественной войне и стал одной из лучших историй о любви на московской сцене.

Спектакль – лауреат театральной премии газеты «МК» за 1995 г. в номинациях:

«Лучший спектакль о войне»,

«Самый красивый актер» (Александр Домогаров).

КАК ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ...

«Мой бедный Марат» в поставке Андрея Житинкина идёт довольно редко на моссоветовской сцене «Под крышей». Публики туда вмещается немного, и действие разворачивается от нее буквально в нескольких шагах. Герои спектакля появляются в белых одеждах. Свитера, брюки, вязаные гетры и юбка на героине – всё белым бело, как снег. Даже военная форма, галифе и погоны у Андрея Ильина – Леонидика белоснежны, а потому ирреальны. Всё условно, чистой воды стилизация, подиум, обставленный белоснежной мебелью и реквизитом. Стерильно, как в больнице.

Вот только чувства не стерильны, как и появление посреди этого снежного царства Марата – Домогарова в терракотовых тонах – длиннополое пальто, широченные брюки клёш. Его герой любит и любим, но выбор сделан не в его пользу.

Так случается. По глупости, по стечению обстоятельств. И редко потом возможно что-то изменить. Марату повезёт, хотя в былое возврата нет. И Домогаров в этой роли сделал, быть может, самые важные для себя шаги. Вглубь, в сердцевину души, оттого-то и заставил зрителя сопереживать.

фрагмент книги «Театр имени Моссовета»

из серии «звёзды московской сцены»,

статья Светланы Хохряковой «Александр», стр. 75-76.

Александр Домогаров о своём персонаже:

– А Вы верите в то, что Марат говорил?

– За день до смерти можно начать новую жизнь… Верю.

– У него же получается. Правда, не за день до смерти.

– Нет, у него не получается… Он философ. Он придумал себе… Мало того, что он всем нарушил жизнь, взял и сломал из-за своего эгоизма. Он взял и на 13 лет бросил людей, которых он любил и его любили. Прекрасно понимая, что будет с Леонидиком, он взял и сказал: «Да идите вы лесом. Я займусь собой. Я сам себе дороже». А потом пришел и начал их ровнять с землей. «Как вы тут живете»… Ай-ай-ай, как благородно. Но если ее препарировать, пьесу, то можно же сыграть и по-другому. Можно сыграть его мальчиком-пионером, который замечательно себя чувствует…

из передачи «Белая студия» 15.02.2014 г

– Кто-то из критиков сказал, что спектакль «Мой бедный Марат» препарирует любовь. Вы тоже так считаете?

– Во всяком случае, процесс его рождения был очень изнуряющим. Мы не были знакомы прежде, и поначалу у нас четверых – актеров и режиссера – была такая странная притирка, а потом Житинкин начал объяснять свое, артисты стали отстаивать свое, он – свое, мы – свое, и вот так – вплоть до сдачи худсовету, хотя стремились все к одному – сделать спектакль о том, что мы, трое, друг без друга все равно не сможем существовать, и всегда будем переплетаться, но есть человеческая страсть в лице Марата, есть истинная любовь в лице Леонидика и есть Лика, женщина, которая разрывается между человеком, которого страстно любит, и человеком, для которого стала смыслом всей жизни. И она это понимает, и не может его предать, и с ним очень тепло, а с Маратом никогда не будет спокойно, с Маратом они всегда будут воевать, бить посуду – и всегда будет рваться душа. Вот как было бы замечально, если бы это был один человек, но один не получается – их двое на этом мосту: либо туда, либо туда, либо туда, либо туда.

из интервью газете "Молодежь Эстонии" 26.10.2002 г.

Александр Домогаров о том, как принимали спектакль:

Вот самое яркое воспоминание – когда мы в Израиле играли спектакль – я уж не помню, сколько лет назад. Мы его к тому времени уже достаточно давно играли, знали, как он идет, где какая реакция зала, где люди замолкают, а где могут всплакнуть. Начали спектакль и –

тишина. Мысль была одна – дикий провал. Потому что тишина стояла гробовая, абсолютно никакой реакции от публики. Мы отыграли спектакль, потом была пауза секунд на тридцать, а потом аплодисменты. Когда зажгли свет, мы увидели, что люди в зале плакали. И это была высшая награда. Тогда в зале сидели в основном достаточно пожилые люди, знавшие то время не понаслышке. И вот это мы запомнили навсегда.