- Почему?
- Во-первых, вы закрытый актёр, во-вторых, у вас насыщенная жизнь, даже маршрут карты, - как нам добраться сюда, - вы нарисовали на листке вашего рабочего графика, он очень плотный, в-третьих, пандемия, в-четвертых, вы не любите журналистов и редко пускаете их в ваш дом!
- Да, я не люблю журналистов, и ещё я капризный и недоступный. Так и напишите, прошу вас...
- Хорошо! Это интервью выходит в сибирском журнале. Я знаю, что иногда вы приезжаете в наши края привести себя в форму?
- Вот уже как полтора года не получается. Последний год прошёл под знаком пандемии, и всё было достаточно сложно, но стараюсь, по возможности, ездить в ваши края в оздоровительную клинику, сейчас пришёл к тому, что раз в год нужно обязательно заставлять и браться за себя. Годы, знаете ли... Там детокс, голодуха, процедуры. Терапия, конечно, шоковая: жестоковато и тяжело, если соблюдать правила, а для того, чтобы добиться результата, их приходится соблюдать. Хорошо, хоть курить не запрещают. Скидываю там энное количество килограммов, но и помимо того, что ты чистишь и приводишь организм в порядок, могу сказать, что эмоционального положительного заряда, привезённого оттуда, хватает месяца на два.
- Я поздравляю вас с заслуженной наградой - вы получили престижную премию «Золотой орёл» за лучшую мужскую роль второго плана в фильме «Союз спасения»!
- Спасибо! Я очень рад, что сыграл в серьёзном и отнюдь не романтическом кино страны, в которой они живут. Пусть художественно дополненную, но это лучше, чем её не знать совсем.
В «Союзе спасения» Михаил Милорадович - военный губернатор Санкт-Петербурга, боевой генерал с огромным военным опытом, который, уже находясь на государственной службе, вершит судьбы и политику России! Меня пригласили, когда были уже отсняты эпизоды с другим актёром, и продюсерам по отснятому материалу показалось, что артист не совеем подходит. Это всегда очень неприятная ситуация. Поскольку группа уже работала с другим актёром, его знали и гримёры, и костюмеры, и режиссёр. В общем, на тебя выпадает двойная ответственность. Нужно завоевать доверие группы, показать, что продюсеры не ошиблись, идя на такой крайний и резкий шаг, ну, и доказать, что ты оказался здесь не просто так. Было много пересъёмок, но продюсеры пошли и на это. Милорадович - для меня национальный герой. В картине этакий стареющий красавец. Он романтик, в высоком понимании этого слова. Такие персонажи выпадают крайне редко в актёрской профессии. Для меня это был какой-то свет в окошке. Приятно, радостно и очень ответственно. Нужно было показать человека, который до конца предан Отчизне, государству, царю, долгу, присяге, одновременно являясь политиком и тонким царедворцем. Серьезный человечище был Михаил Андреевич! Его речь на Сенатской площади, обращенная к восставшим солдатам, была короткая, но сильная, - и солдаты практически повернулись в казармы, если бы не господин Оболенский, и не выстрел в спину!
- Это мартовский номер журнала, весна - пора желаний и повод говорить о женщинах! Вы не раз признавались, что так и не научились понимать их? Сейчас вы можете ответить на вопрос - чего хотят женщины?
- Такие вопросы всегда ставят меня в тупик... Вот можете вы, женщины, задавать вопросы... Ну, не можем мы, мужчины, без вас, не можем, это же понятно, но иногда вас действительно так сложно понять. А понять, что вы иной раз хотите на самом деле, порой просто невозможно... Вы же говорите одно, думаете другое, а на самом деле хотите третьего. Если верить прописной истине, то вы, женщины, с Венеры, ну а мы - с Марса... Мы просто с разных планет... Может, этим всё сказано? Вы невероятно сложные существа. Мужчины по сравнению с вами примитивны. Начиная с физиологии.
- Вы становитесь философом в вопросах любви! А прессу, по-моему, по-прежнему интересует, с кем Домогаров, как Домогаров, когда... Спустя 30 лет журналисты вдруг снова заговорили о вашем разрыве с мамой вашего сына Саши Ириной Гуненковой, и вы достаточно спокойно стали говорить на эту тему?
- Да уж... Как-то в последнее время часто стал снова подниматься этот вопрос. Даже журнал «7 дней», для которого мы с сыном дали большое интервью, и то специально из всего вырвал именно этот момент. Уже не говорю о жёлтой прессе, которые потирали свои потные руки и пестрели заголовками: «Домогаров впервые рассказал о разводе», «Домогаров раскрылся» и т.д. Хрен я открылся и раскрылся! Вы будете знать ровно столько, сколько я хочу, чтобы вы знали! И почему именно этот эпизод моей жизни, вдруг, так стал волновать журналистов? Вообще-то я три раза за мою жизнь принимал это судьбоносное решение...
Наш развод с Ирой, матерью Саши, которому сейчас уже исполнился 31 год, которого я безумно люблю, прошёл более-менее гладко. Мы старались сделать всё так, чтобы сын не почувствовал того, что ощущают дети при разводе родителей. И надеемся думать, что нам это удалось. Я, по возможности, старался быть всегда рядом, и, конечно, очень много сделала Ирина. Она, с одной стороны, позволила Сашке стать самостоятельным, с другой стороны, она сумасшедшая мать. Она загрузила ребенка фигурным катанием, учёбой в музыкальной школе, курсами иностранных языков. В результате для Сашки и мама, и папа, и все мы по прежнему очень близкие люди. Многое, конечно, было в жизни, но Ира стала преданным другом! Многие не верят в дружбу между мужчиной и женщиной, тем более между бывшими супругами - я верю!
- Вообще, наверное, тяжело женщине стать членом семьи Домогарова сегодня?
- Все это очень серьёзный шаг. И нашлась женщина, которая совершила этот «безумный поступок», и вот уже 10 лет мы вместе. Не буду называть фамилию и что-то конкретизировать, потому что человек мне дорог, и мы не хотим, чтобы наши отношения разрушали извне. Всё зависело от того, что Татьяна хотела от этого и что она привнесла, входя в наш дом. Много факторов должны были совпасть, сформулирую самые банальные и простые: нужно, чтобы было абсолютное доверие и понимание, чтобы совпадали интересы по принципиальным вопросам. Понимаю, что это звучит как утопия, но верю, что это возможно! Нужно уметь разговаривать. Оговаривать все острые углы, которые обязательно будут происходить. Очень ей благодарен за понимание и «плечо», которое мне бывает необходимо. И, конечно, слава Богу, что она знает нашу среду. Таня в прошлом артистка балета, сейчас преподаёт в детской хореографической школе. И ей не нужно объяснять, почему мы, артисты, такие «сумасшедшие люди». И ещё! Может, сейчас скажу странную вещь, - дом, в котором живу уже много лет, живёт по одним, ему ведомым законам! Он как живой чувствует человека! Я не шучу! Так что он её принял, а я ему полностью доверяю...
- А как вы познакомились со своей первой женой ?
- Это был дачный роман. Наталья Сагоян. И мы были очень молоды. Наши подмосковные дачи находились в одном посёлке, и мы виделись каждое лето. Я даже пару раз дрался из-за неё с местными пацанами. Да, это такая первая любовь, родился сын Дима. Точнее, это были близнецы. Один не выжил сразу после родов, и моя бабушка сказала тогда одну страшную вещь, которую я осознал много позже... «Двойняшки не далеко отпускают друг от друга». Так и случилось. И это был самый страшный момент в жизни после смерти родителей!
- Чему вас научили эти разные отношения с женщинами ?
- ...Мои отношения с женщинами показали, что важно ценить не только успех и победы, но и проигрыши.
- Мне кажется, что вы не допустите главного - чтобы вами помыкали и управляли ?
- Редкий человек это захочет допустить. Что значит «помыкать»? Не понимаю! Сесть себе на шею, этого я не позволю никому. Заставить меня что-то сделать или делать из того, что мне кажется неинтересным и ненужным, это очень сложно или просто невозможно. Не высказывать своё мнение по тому или другому вопросу меня, наверное, может заставить только чувство такта. Хоть я довольно резкий человек. Управлять? Что же, я служу в театре, где мной фактически управляют директор и художественный руководитель. Но - управляют фактически. А так я живу в обществе и обязан подчиняться законам, но есть еще и мои принципы.
- Рядом с Вами на экране, в театре всегда самые яркие женщины: Екатерина Гусева, Ольга Кабо, Евгения Крюкова. Вы встретились на одной площадке с нашей землячкой Алёной Бабенко, которая родилась в Кемерове, училась здесь, а потом поступила во ВГИК и сыграла в фильме с Домогаровым. Она в интервью говорила, что пережила невероятные впечатления от съёмок. А что вам запомнилось?
- Мы знакомы много лет. Сейчас встречаемся на фестивалях или просто судьба сталкивает где-то, где не ожидаешь. Недавно увиделись на «Мосфильме», на вручении «Золотого Орла». Алёна смешная, энергичная, и, мне кажется, очень жизнелюбивый человек! Я к ней очень нежно отношусь. Работа у нас была совместная, к сожалению, одна. Это картина «Инди». Адская жара в Египте, приходилось работать в пустыне при 50-ти градусах. До сих пор перед глазами картинка. Приехали на объект в Сахаре. Ярко жёлтый песок, горячий, обжигающий, и между дюнами невероятной красоты и синевы озеро. Мы прямо ахнули, когда увидели. Невероятные ощущения. И у нас появилась мысль, мол, какая красотища, ведь можно же и купнуться в обед. Но нас тут же обломали местные, оно оказалось очень непригодным для нашей мечты... Не помню, то ли очень солёное, то ли очень ядовитое.
Алёна Бабенко замечательная, очень живая актриса. Насколько я мог видеть, выбирает сложные и неоднозначные образы, работает с хорошими режиссёрами и, надо отдать ей должное, работает великолепно. Алёна же не только киноактриса, очень плодотворно работает в театре «Современник», она теперь режиссёр и продюсер. Были как-то вместе на фестивале в Оренбурге, где Аленка взяла главный приз! Замечательно, когда столько талантов в одной женщине.
- В какой-то момент жизни вы приняли кардинальное решение - уехали из Москвы за город. Вы быстро адаптировались к загородной жизни?
- В сорок с лишним у меня от города случилась идиосинкразия (от греч. Synkrasis - смешение, прим. авт.). Хотя была хорошая квартира в тихом центре, на Малой Грузинской, рядом с домом, где жил Владимир Семёнович Высоцкий, но что-то со мной произошло. Может, накопившаяся усталость от города, от количества людей на улицах. Это было ощутимо на физическом уровне. И я понял надо уезжать, и уехал.
Когда только построил дом, в нём тогда практически ничего не было. Стояла кухня, в гостиной лежали уличные шезлонги, была полностью поставлена одна спальня, и всё. Пустой дом. И я вдруг сорвался и переехал, просто в одночасье. Приехал накануне Нового года, один, с двумя щенками, Тесса и Габи были совсем маленькие. Господи, какой же я испытал кайф. Тишина, море места, я был счастлив, а как были счастливы собаки! После квартиры, хоть и большой, но квартиры, здесь - лестницы, пространство, хоть «ау» кричи, участок, море снега и никаких ошейников. Сначала показалось, что слишком долго ездить, и была лёгкая паника. Привычка - страшная штука! Сейчас для меня это не то, что не расстояние, а замечательное времяпровождение. Еду из театра - отдыхаю после спектакля, еду в театр - повторяю текст или слушаю музыку и читаю. Оказалось, что и до «Мосфильма» не так далеко, да и вообще до любой точки Москвы недалеко. Этот час - час двадцать, это все равно, что я бы от театра ехал куда-нибудь на Варшавку...
Создал дом практически с нуля, реставрировал мебель, которая досталась от родителей, привёл в порядок участок.
Сейчас не могу себя представить в городе. Просто не представляю. Конечно, езжу на работу, конечно, мотаюсь на разные встречи, конечно, летаю в разные страны и города. Но возвращаюсь сюда. И говорю всегда одну фразу, когда вхожу: «Дом, милый дом!».
У моих помощников по хозяйству сын вырос за это время. Со мной живёт семья из Молдавии, которая появилась сразу, как я переехал. Когда они ко мне пришли, Ренату было четыре года, он учился здесь, ходил в спортивную секцию в Истре, по учёбе уехал в позапрошлом году в Молдавию, домой. Так вот, в прошлом году приезжал на Новый год, приехал взрослый мужчина, ему уже 18.
- Наверное, это было непросто - при вашем напряжённом графике - самому участвовать в ремонте, который отнимает время, силы, нервы? Как вы его пережили?
- Это было счастье, а не каторга. Мне так нравилось этим всем заниматься. Столько нового для себя и в себе открыл. А с нервами и плохой работой сталкиваются, кажется, все, кто хочет сделать всё хорошо. И замена бригад была, и тыканье пальцем, почему сделали это, а не сделали то. Фактически в доме я пережил два ремонта. Один просто сломал, смыл все стены, все двери выломал и заново с нуля всё сделал. Только так можно добиться того, чего ты хочешь. Это твой дом, ты его делаешь для себя и для своих близких, в нём можно «раствориться» и не мешать друг другу в какие-то часы, когда хочется побыть одному. И никто не постучит тебе в стенку: «Сделайте потише»! Как-то звоню Кончаловскому и говорю: «Андрей Сергеевич, не могу прийти на репетицию. Катастрофа, котел встал! Знаете, что он ответил? «Так ведь это здорово. Это же твой котёл, зато соседей нет...»
- Вы как-то сказали: «Дом - страшная штука для меня. Если нахожусь там больше двух дней, он меня не выпускает»? А почему так?
- Говорю вам, он живой. Дом меня обволакивает. Может, потому что я Рак по гороскопу и мне нужна ракушка. Когда есть перерыв между делами дня в три-четыре, поначалу я ещё рыпаюсь. На второй день уже думаю: «Может, почитать что-то? Да и не хочется...». На третий начинаю с домом разговаривать, мол, ты что со мною делаешь? А он своей мягкой лапой укладывает на диван. Я часто слышу о домогаровском одиночестве. Вот что значит один раз ляпнуть что-то, не очень подумав, и всю жизнь нести это клеймо. Сегодня я не один. А одиночество - оно в пещере, на необитаемом острове. Кто-то из великих сказал: «Не путайте одиночество и я хочу побыть один». Я очень люблю побыть один. Дайте мне время побыть с самим собой. Это для меня очень важно.
- От графа де Бюсси до Ричарда III - огромная дистанция, вы её ощущаете, эту дистанцию, не только в творчестве, но и в жизни?
- Огромная. Это два разных Домогарова. Я живой человек. Я живу и со всеми своими достоинствами, и с недостатками... Много было радостного и счастливого. Много потерь, и потерь жесточайших. Много ударов, после которых люди вообще как-то перестают радоваться жизни. Но время... Время лечит, но рубцы остаются. Я слишком рано потерял родителей, в 27 лет. У меня сложилась какая-то своя система координат и ценностей на человеческие поступки, слова, обещания. Мама, папа, бабушка - это то святое, что никогда больше не повторится. Никогда меня не будут утешать, помогать советами, которых порой мне и сейчас очень не хватает, ценность которых понимаешь, став взрослым и опытным человеком. И вот уже твой сын от тебя ждёт того же. Интересная штуковина - жизнь.
- А что вам понравилось из того, в чём вы не снялись?
- Много таких картин. Часто думаешь: эх, я бы, ох, мне бы... Но каждый хорош на своём месте. Мне грешно жаловаться. Меня судьба свела и дала возможность поработать с великими режиссёрами и артистами. Давно смотрю, но как зритель. Когда-то потрясением для меня был фильм «Двенадцать» Никиты Сергеевича Михалкова. Что ни артист, то личность, что ни сцена - шедевр. И как это было сыграно, снято, и как Никите Сергеевичу удалось вытащить из очень хороших артистов то, что они выдавали у него в кадре?.. После таких картин думаешь: «Блин, или надо вернуться на первый курс театрального училища, или менять профессию!».
- В 1994 году после телесериала «Графиня де Монсоро» вы стали по-настоящему популярным, узнаваемым. Пять недель подряд с носовыми платочками телезрительницы не отрывали глаз от чарующего взгляда вашего героя - де Бюсси. А потом рыдали навзрыд, когда он умирал. Но если хорошенько вспомнить, этот успех пришел, когда вам было уже за тридцать... Не обидно, что так поздно - при такой-то внешности, при таком- то таланте?
- Ну, вспомнили! Это было, простите: больше 25 лет назад... Столько времени прошло, и столько сделано за эти годы, даже не припомню те ощущения. Но я почему-то уверен, когда признание приходит в тридцаточку, оно воспринимается несколько по-другому, нежели в 20. Нет, конечно, я помню, что происходило после того, как прошел сериал. Особенно это было заметно в театре. Значительно увеличилось количество публики, точнее - прекрасной её части на спектаклях. Но тогда меня это стало как-то понемногу тяготить, но не от того, что это недостойная работа, наверное, нет, не был к этому морально готов. К популярности сложно быть готовым, она иногда сваливается неожиданно и сметает всё на своём пути. Нужно иметь силу воли, чтобы пройти это испытание медными трубами. И в 30 это легче пройти, чем в 20. Помню один случай. Ехал в метро, это было раннее утро, а я только-только прилетел из Варшавы со съёмок «Огнём и мечом», ехал из аэропорта усталый, невыспавшийся, сидел себе тихонько, жевал жвачку. А напротив меня так же дремали два парня. Вдруг один из них проснулся, долго-долго смотрел на меня и произнес, наконец: «О, блин, Бюсси!».
- Поговорим о вашем детстве - счастливом детстве. Вы были одарены любовью сполна? Что удерживает память?
- Ну, во-первых, у меня никогда не было имени Саша, я был «маленький». Маленький, иди сюда, маленький, принеси то. В мою память врезалось, когда мама отвела меня в Большой театр, на «Щелкунчика». Помню это ощущение восторга, музыка, и я заворожённо смотрел, как деревянная игрушка превращается в рыцаря, и, казалось, что это огромная философия. Тема превращения, преображения. Чтобы мальчик не баловался, меня отправляли в библиотеку, и я мог пропадать там по пять-шесть часов. С детства помню запах книги, которую можно достать с полки, полистать картинки, увидеть текст — это ощущение детства, его трудно передать. Современные гаджеты этого ощущения не дают, я не против них, но я за ощущения. Всё у нас из детства, и мне до сих пор нравится взять книгу с полки и полистать, вдохнуть её запах.
- Вы были желанным ребёнком в семье, у родителей, которые безмерно любили друг друга! Наверное, это важно для любого ребёнка?
- Любовь? Надеюсь, что мне выпало это счастье и могу сказать, что прикоснулся к этому великому чувству. Возможно, мои родители испытали любовь. Они были вместе до конца. Дали жизнь нам с братом. Умерли если не в один день, то очень недалеко ушли друг от друга. Мама ушла через несколько лет после отца. На их долю выпало много испытаний и много радости и счастья. Думаю, что сейчас у них все хорошо, и они снова вместе. Чтобы обрести счастье, надо уметь жертвовать если не всем, то очень многим. Раньше я говорил о том, что женщина, которую я бы выбрал, то это была бы ипостась моей мамы. Теперь понимаю, почему. Мама многим пожертвовала ради отца, он платил ей тем же. Мама всегда была за папой, как за каменной стеной. Жертвенность и понимание - вот составляющие моей женщины. Конечно, все должно быть в разумных пределах.
- Как складывались ваши отношения с братом?
- Первым в нашей семье родился Андрей, мой старший брат. Разница между нами десять лет. У нас была и сестра, которая прожила, к сожалению, только два месяца, и это было довольно большим ударом для родителей. А в 1963 году родился я. Родители восприняли это как награду за свои страдания. Я рос достаточно избалованным ребенком, получал всё, что хотел, как мне казалось. Я был такой бабушкин внучок. Господи, как сейчас это вспомню, бросает в дрожь. Неужели со мной всё это было?! Эти длинные волосы, мотоцикл и чистейший инфантилизм. Бедные мои родители, сколько же они со мной натерпелись. Из детства помню, как брат подарил мне настоящую хоккейную клюшку КОНО! Тогда это было очень круто! Это был какой-то баснословный подарок, и я играл во дворе и ко мне подошли два парня постарше меня, не из нашего района. Ну и, как полагается, захотели эту клюшечку забрать себе. Дальше помню, что я упал. А потом упали два этих пацана. Потому что выбежал мой брат и положил их рядом. Вот как вам сказать — опекал он меня, или не опекал? Конечно, опекал. Андрей даже внешне больше похож на отца по своим решениям, я - мамин сын. Я безумно уважаю его за какие-то кардинальные решения. Но он начинает долго и подробно решать проблему, взвешивать вес за и против, я так не умею. Мне нужно всё сейчас и сразу, пытаюсь вес решить быстро и с меньшими потерями. Вот в этом мы разные. Но он безумно дорогой мне человек.
- Ваши родители застали ваш первый дебют на сцене Малого театра - голова не закружилась?
- Первый спектакль даже бабушка успела увидеть. И помню, что она была очень довольна. Бабуля ушла с ощущением, что внучок вышел на сцену, и её бессонные ночи с любимым и ею избалованным «внучеком» не прошли даром. Тогда, кстати, отец сделал мне первую и длительного действия прививку от звёздности. Мы выходим из театра, играли, между прочим, Достоевского «Преступление и наказание», и не где-нибудь, а в филиале Малого театра на Ордынке. Входим в метро, и по эскалатору вниз бегут девчонки и лепечут что-то вроде: «... ой, это вы сейчас там? ... ой, а распишитесь!»... Конечно, я поплыл, фазаний хвост распустил, и тут же получаю по затылку. У папы рука была тяжёлая, конечно, не сильно, но вполне ощутимо. Этот подзатыльник я запомнил на всю жизнь. Потому что это папа! Его авторитет для меня был непререкаем. Это был не мужчина, это гора, недостижимая по высоте. И вот эта недостижимая гора даёт тебе по затылку и негромко с полуулыбкой говорит: «Не рановато? Место знай!». Никогда этого не забуду! Урок на всю оставшуюся жизнь! Всегда об этом помню и буду помнить!
- Не проклинали тогда свою профессию?
- Вы знаете, вот нет у меня плохих воспоминаний об этом времени. Страшные девяностые... Да не помню я их страшными. Мы работали по тридцать спектаклей в месяц, по зрителям в театре было понятно, что как-то всё не так. Зритель ходил мало. А если длинные спектакли, люди просто половину десятого вставали и уходили. Было страшно поздно домой возвращаться. А потом какой смысл ругаться и проклинать единственное, что ты умеешь? Я мог бы пойти подметать улицы, и у нас некоторые артисты так подрабатывали. Подмести могу чисто. Это единственное. На завод - не могу, бизнеса никакого, ни тогда, ни сейчас не было и нет. И бизнесмен из меня еще тот. Так что, если кому-то нужно помочь завалить бизнес - приглашайте. На раз, два, три развалю!
- Почти десять лет вы проработали в Театре Армии, а потом вдруг взяли и перешли в Театр Моссовета. Почему?
- Одиннадцать сезонов отыграл на сцене Театра Армии, и у меня там было много ролей. Это была большая школа становления. И, конечно, великие мастера большой сцены Нина Сазонова, Владимир Зельдин, Людмила Чурсина, Людмила Касаткина, Олег Борисов. Знакомству с этими великими артистами и возможности работать с ними на одной сцене, конечно, я обязан Театру Армии. Но я ушёл. Может, это был первый серьёзный поступок в моей жизни. Ушёл, чтобы спасти себя. Стал понимать, что я очень комфортно себя чувствую, как бы сказать - удобно сижу. Меня подали на звание, гримёрка у меня на третьем этаже, где сидят только народные артисты, у меня со всеми прекрасные отношения. Я внутренне стал совершенно спокоен, вообще спокоен! Когда до меня это дошло, честно вам скажу, я испугался. И я ушёл. И никогда не пожалел об этом. В Театре Моссовета у меня открылось второе дыхание.
- А как встретила труппа в театре новичка с шлейфом киноролей?
- О, Театр Моссовета - это особый театр. Сколько артистов, очень хороших артистов, популярных прошло через него! Какое созвездие великих там работало! Поэтому театр отреагировал - никак. Пришел избалованный мальчик из театра Советской Армии. Театр Моссовета проверяет артистов другими параметрами. Конечно, опять негласная иерархия. 3-ий, 4-ый, 5-ый этаж. Четвертый - женщины, третий - народные артисты, пятый - артисты. Меня почему-то посадили сразу на третьем этаже, якобы потому, что он ближе к сцене, да еще к моему педагогу по Щепкинскому училищу Леониду Михайловичу Фомину в гримёрку. А второй мой педагог Владимир Михайлович Сулимов - через дверь. Вот так приземлился молодой артист в Театре Моссовета.
- Давайте поговорим о Домогарове и СМИ. Они часто были к вам несправедливы, били по живому, ранили, доводили до края... Как тогда, в 2008 году...
- Это твари, (простите, другого слова не могу найти)! И это война, она не закончится никогда, по крайней мере с моей стороны. Знаю, что это бой с ветряными мельницами, но так их ненавижу! Она длится уже больше 12 лет. Здесь не будет ни побеждённых, ни победителей. Я открыто говорю, что презираю жёлтую прессу и жёлтые телевизионные передачи, они в ответ показывают точно такое же отношение ко мне. Конечно, нужно быть умнее и спокойнее, но ничего не могу с собой поделать. Не могу подобрать негативное слово, которое точно может выразить моё отношение. Неужели вы ничего не боитесь? Ведь жизнь вам подкинет точно такое же, только более серьёзное и страшное!
В 2008 погиб сын от первого брака Дима. Он погиб накануне своей свадьбы. Вместе с несколькими друзьями он попал под колёса машины, которой управлял нетрезвый водитель. Дмитрий умер спустя несколько часов. Ему было всего 23. На следующий день я должен был улететь на гастроли в Израиль. Я был раздавлен тем, что случилось. Плакал и не знал, что мне делать. Поехал в церковь, батюшка в моём храме мне посоветовал проститься с Димой вечером, раз я не могу отменить свою поездку. Спасибо моим друзьям из МЧС, ребята приехали за мной, надев на себя все награды, вплоть до звёзд Героев России, мы нашли этот морг. Внутрь меня не пустили. Тело вывезли в коридор. Страшно это было всё! Страшно. Даже ребята, видевшие многое, тогда вышли, оставив нас вдвоём с сыном. Что именно я ему говорил, плохо помню. Просил прощения...
На следующее утро я улетел. Я не мог сорвать международные гастроли театра. Я работал в день похорон своего сына, у меня были спектакли, нет, это были не спектакли, а была мука адова! Но «смижурналисты» написали в своих пасквилях, что Домогаров - подонок, который не приехал на похороны собственного сына. Беспардонность, наглость и хамство - вот отличительная черта этих молодых людей. Даже иногда трудно различить, какого пола, мужеподобные, хамско-вокзального вида девицы и женоподобные полу мужчины. Да, я не толерантен! Понимаю, когда этих людишек бьют и разбивают им аппаратуру. Объяснять этим нелюдям истины человеческого сосуществования и увещевать к совести - бесполезно. Говорить о том, что вопрос: «... что вы сейчас ощущаете?» (после гибели сына) равноценен вопросу: «... что вы сейчас ощущаете?» после введения раскалённой иглы под ногти... Выслеживание, фотографирование с коптера моего дома с указанием стрелочками где какая спальня, кухня и гостиная, раздувание сплетен, вторжение в частную личную жизнь - всё это ужасно примитивно. Что интересно, все темы уже подняты в отношении меня. Все! Придумывать что-то новое они не могут и не умеют, поэтому будут муссировать старое. В результате за «новую» инфу будут воспринимать то, что я сам сочту нужным вложить им в уши. Я советского воспитания человек. Когда были газетные издания, где, не дай бог, появится какая-то информация нелицеприятного характера, - это был бы приговор человеку, о котором идёт речь в статье. Сейчас, правда, иногда жалею, что у нас демократия, которая приобрела в чём-то совершенно безобразные формы. Стремимся к тому, чтобы всё было как у них там. Нам нельзя, чтобы ВСЕ. Мы к этому не готовы никак. Главное, не готовы морально! А что было с Мишей Ефремовым? Почему ТАКОЕ количество озлобленных людей, нет, даже это не подходит... Людей, хотящих крови. И опять тут же переврали мои слова. Не буду опять оправдываться и говорить, что я сказал, какая мысль была, вы не так поняли. Им все равно. Им главное - распять! Вот тогда, как раз, мы схлестнулись с одним человеком в комментариях. На мой вопрос: «Почему вы оскорбляете нас, артистов?», он мне ответил, что получает всю жизнь 15000 рублей, хотя и с высшим образованием. А мы, шуты и богема, деньги лопатой гребём. Тогда я понял, что вступать в спор совершенно нерезультативно и просто ответил, что, наверное, не подфартило человеку. Людям нужно продавать смартфоны, айпады и компьютеры, после прохождения обследования и получения справки психотерапевта.
- Чувствую, с прессой у вас остаются сложные отношения. Вас по-прежнему, беспокоит, что о вас пишут? Может, сменить тактику и полюбить, наконец, СМИ?
- С такими людьми как я - тяжело. На меня выливается много энергетики положительной, но, к сожалению, больше отрицательной. Ты же как губка все впитываешь. Это всё копится, шкалит, и, наконец, вышибает крышу. ЖП и ваш брат-«журналист» обо мне вот уже 12 лет навязывают определенное мнение, - смысл мне вас любить? Глупо! Доказывать, что я другой - глупо. Доказывать, что я не могу дать по роже - глупо. Так что оставьте моим родным и близким судить, какой я. Доказывать, что я выпиваю, как любой, нормальный человек, - глупо. Вы меня тогда судите по работе и по тем фактам, в которых вы меня поймали или я, дурак, сам засветился. Захотите поймать - уверяю вас, не получится! Негде и не с чем. А я буду и останусь таким, каким хочу быть.
- Кончаловский сказал, что в «Глянце» вы превзошли его ожидания. Хотя он дал роль, в которой практически нет слов. Вы сыграли мимикой, жестом...
- Совершенно не думал, как и чем сыграл. Мой персонаж - бизнесмен Клименко - должен был быть таким, каким является большое количество богатых новых русских, которые неожиданно приобрели большие состояния. Деньги на этих людей действуют иногда разрушительно, моральные планки стоят низко. Это не значит, что он плохой. Просто «новый русский», у которого немножко сорвало крышу. Андрей Сергеевич мне рассказывал, что у моего персонажа есть реальный прототип. Это знакомый Андрея Сергеевича, с которого он и писал этот образ, его фамилия тоже начинается на «К». Он якобы так же выбирал себе жену, пролетая между какими-то океанами.
- Андрей Кончаловским назвал вас «театральным животным». А для Вас было неожиданностью, что он пригласил вас сначала на роль Астрова в «Дяде Ване», потом вы сыграли Вершинина в «Трёх сёстрах» на сцене Театра имени Моссовета?
- Честно, неожиданностью это не было. Мне было чертовски приятно услышать это предложение, даже нет, не приятно, это было какое-то другое чувство, как будто ты приглашён в какую-то закрытую организацию, где творится и совершается нечто такое, что не подвластно другим. Предложение от режиссёра, который сорок лет назад уже снял фильм «Дядя Ваня», с очень большими артистами! Конечно, понимал, что, если Андрей Сергеевич предлагает мне роль Астрова, значит, он все хорошо обдумал. Признаюсь, до работы с Мастером никогда не понимал Чехова, точнее, его пьесы. Нравился Чехонте, а до Чехова видимо не дорос. Сейчас, может быть, стал понимать, почему Антон Павлович говорил: «Там, где публика смеется, она должна плакать, и наоборот». Но сказать, что этот автор мной разгадан, не могу!
- Ваша такая неуверенность, мне кажется, прекрасное качество, которое вы сохранили. Потому что часто актеры, имеющие успех, перестают испытывать сомнение по поводу того, что они делают, и тогда возникает самоуверенность.
- Вы мне льстите. Только отыграв 30-40 спектаклей, начинаешь понимать: а, вот о чём, оказывается, я говорю эти слова, происходит какое-то внутреннее наполнение. Спектакль, это накопление душевное. И, вдруг, ты не говоришь монолог, а слова как-то сами начинают литься... «Заработался, состарился, притупились все чувства, никого не люблю и уже никого не полюблю». И это не слова монолога Астрова, а Домогарова, который сидит с Юлей Высоцкой и, точно всё понимая про себя, говорит ей о себе. И паузы возникают сами собой, и интонация не заученная, а живая. Сегодня такая, завтра такая, но живая. Могу сказать, что с появлением Андрея Сергеевича в моей жизни произошла некая перезагрузка файлов. У него свое мировоззрение, свой мир, своя Галактика. Он живёт в ней. Только человек, который совершенно свободен, может создавать такие вещи.
- Театр - вообще другое, чем съёмочная площадка. Театр - это лакмусовая бумажка для драматического артиста?
- Театр - это поиск истины. Театр - это дом. Кино - хороший, экстремальный и энергозатратный элитный отдых. Где тебя любят, где ты нужен. Актёры - вольные птицы, особенно медийные, которые более, как им кажется, свободны. Но замечал, что на съёмочной площадке люди, которые работают в театре, более организованные и профессиональные. Потому что театр - это ежедневный тренинг, который ты проходишь. Как хорошо сказала мне одна из актрис: «Кино - это популярность, театр - профессия». В театр народ приходит, садится в свой ряд на свои места - и все, и будь любезен в 7 часов вечера выйти на сцену, ну в 7:05, и, если они к половине девятого не уйдут, - значит, ты, может быть, и неплохой артист. А если к половине девятого ползала свалит - значит, ты дерьмо. В театре волшебных ножниц и дублей с хорошим, точным взглядом - нет. Он либо точный, либо тебе зритель не поверит. И ты услышишь звук захлопывающегося откидного кресла.
- А неприятно, когда уходят? Бывало такое ранее?
- Конечно, бывало. Это очень неприятно. Это было нечасто, в начале там... Конечно, причины могут быть разные, но увидеть спину зрителя - это катастрофа. Мысль одна: ты плохой артист. Неприятно, когда зрители уходят во время аплодисментов из зала. Я понимаю, что люди торопятся в гардероб, и им надо быстрее забрать по номерку свою одежду, всё понимаю. Но нельзя этого делать при артистах, которые на сцене ещё стоят на поклонах. Это некая дань уважения за работу артистам. Две минуты тебя никак не спасут, но, когда мы видим спину, думаешь про себя: ну, спасибо большое, я тут три часа душу тебе рвал, а ты, значит, так... Театр очень тонкая вещь, а артисты, они в чём-то дети. Да, сукины, но дети.
- В Польше вас считают национальным героем! 1999 год, режиссёр с мировым именем Ежи Гофман снимает киноэпопею «Огнём и мечом» и приглашает русского актёра Домогарова. Судьба, случай?
- Открою вам уже давно не тайну... Заказ из Польши был на других артистов, и тот человек, который мной тогда занимался, подложил мою кассету. Видео тогда было VHS. И именно моя кассета сыграла. Меня вызвали. Я приехал. Все продолжалось минуты три. Гофман нервно курил, бросил сигарету в ведро, сказал: «Всё!» и куда-то ушел. Что «всё», кому «всё», почему «всё» понял только после того, как увидел засуетившихся ассистентов. «Всё» означало утверждён. С этого и началась такая польская эпопея, которая тогда перевернула мою жизнь!
- Тогда отношения России и Польши были весьма прохладными? Как вас приняли на площадке?
- Политические и государственные отношения между Россией и Польшей никакого отношения к тому, что творилось на съёмочной площадке, не имели. Меня называли Сашка. Меня любили, и я их любил. И это было замечательно!
- Вы приехали уже состоявшимся актёром, за плечами которого были роли в «Графине Монсоро», «Королеве Марго» и другие. Вы были уверены, что всё получится?
- Ха-ха, ха. Я был не просто уверен в себе. У меня нос задрался выше и стал длиннее его природного размера. Меня вызвали на месяц раньше на съёмки, чтобы пройти конные тренировки. У меня три больших картины за плечами на лошадях... (это я вам пересказываю внутренние мысли молодого артиста, которому не хватало мозгов, да и опыта). Приехал такой нагловатый, модный, меня спрашивают: «У тебя сподни Е?» (спортивные штаны), гордо так отвечаю: «Нет...» «У тебя сАпоги Е?» - отвечаю уже с меньшим азартом: «Нет...» Вы бы видели глаза этих польских тренеров после этих моих «нет». В общем, общими усилиями меня одели, обули и вывели коня. Всё, что я смог дрожащим голосом спросить после этого зрелища, это сколько лет и кто. Оказался англо-араб, четырёхлетка, вороной с мокрым отливом, уши прижаты, весь в парадном обвесе, глаз недобрый. Вся моя гордость и самовлюблённость куда-то улетучились, как-то так взлез и понял, что я этой сволочью не могу управлять совершенно. Через полгода мы уже были не разлей вода. А Дамар, так его звали, стал любимчиком всей съёмочной группы, его называли Богуновый конь.
- Какие отношения у вас сложились с режиссёром Гофманом?
- Это отношение людей, которые почувствовали друг в друге родственные души. Гофман очень напоминает моего отца внешне. Небольшого роста, отец чуть повыше был, такой же коренастый, лысоватый, точно такая же плешинка. И, простите, постоянный мат, да простят меня моралисты, я это обожаю, потому что это квинтэссенция души. Мат не просто как грубое ругательство, а выражение своих чувств и эмоций в экстремальной ситуации. Ну, люблю я этот сленг, особенно когда умеют это делать красиво. Домой меня пригласил Пан Ежи в первый день, после проб. Меня и Руслану Писанку. Мы познакомились с его, царство ей небесное, женой Валентиной. Она - с Западной Украины, которая называла Гофмана - Зая, Заяц. «Заяц» метался между кухней и столовой, а Валентина сидела во главе стола и говорила: «Заяц, принеси то и захвати вот то»... А я сидел и не знал, куда себя деть, потому что в первый день, и сразу попасть домой к режиссёру. И уже потом по-другому я к нему не мог относиться. Да - режиссер, да - великий, безусловно сильная личность... Но он мой! И вот всё то, что у меня было здесь, в сердце, я туда ему и отдал, и он мне отдал. Когда умирала его жена, может быть я первый, который не поехал на похороны, потому что я ему тогда сказал: я сё очень любил и не хочу этого видеть! Пан Ежи меня понял тогда. Я потом приехал один, долго стоял у неё. Потом мне сказали, что он об этом знал. Через несколько лет был юбилей Гофмана, мы с Наташей Громушкиной (третья жена А. Домогарова - прим, ред.) приехали, пели романсы и украинские песни, вспоминали, и Пан Ежи плакал.
- Но потом была встреча ещё с Анджеем Вайдой и участие в его фильме, был спектакль «Макбет». Вообще эта ваша работа за рубежом - русского артиста, не говорящего на польском языке? Вы тогда, казалось, сделали невозможное?
- Как в России надо подтверждать свой киношный успех тем, что надо сделать проект театральный, так и в Польше. Нужно было соглашаться на эту авантюру! Нужно было этот груз на себя взвалить. Я попытался. Это было какое-то знаковое событие - «Макбет» в Польше, русский артист, не говорящий по-польски, на сцене Краковского театра, а в Польше Краков считается театральной Меккой. На премьеру съехалась, кроме шуток, вся уважаемая часть Польши. Естественно, приехал Пан Ежи, к нему было повышенное внимание журналистов и телевидения. Как-никак он открыл «любимца Польши», были звезды, политики, известные и почитаемые в Польше люди. Играем - в зале тишина. Никаких реакций. Начинаю дико нервничать, не понимаю ничего, что происходит. Видно, что очень внимательно смотрят, но реакций никаких. В голове: «Всё! Это провал! Пошло всё к ... Завтра уеду к...» Закончили спектакль, поклоны и... зал встал. Это было полная победа! Но, мне кажется, больше всех был горд Гофман. Через месяц, когда схлынул ажиотаж и пошёл зритель по билетам, к слову сказать, мы играли каждый день, кроме понедельника. Начинаем спектакль, и среди артистов проносится такой осторожный шепоток: «Вайда, Вайда, Вайда в зале...». Спектакль, естественно, играется совершенно по-другому, все артисты начинают выдавать на 210 процентов, Шекспир позволяет... Поясню, что такое Вайда и Гофман для польских артистов... К нам спустились небожители! И Вайда после спектакля входит за кулисы, все артисты, и я в их числе, падаем штабелями: Вайда всех поздравил. Сказал приятные слова о спектакле и назначил мне встречу в Варшаве. Как-то так я попал к Вайде. Спасибо Гофману и Макбету.
- Вы играли на польском и выучили текст в какие-то очень сжатые сроки? Как вам давался польский язык?
- Как давался? Как всем лентяям, трудно. Прекрасно понимал, но заставить себя говорить не мог и всё! Мне наняли специального педагога, как для трудного ребёнка, Репетиция начиналась в 12. Так вот, приходил в 10 утра в театр, мы проговаривали всю пьесу от начала до конца. Потом репетировали до 16, расходились на часовой обед. И встречались с ней с 17 до 20. Она меня заставляла, буквально, кричать и очень громко произносить текст, чтобы преодолеть этот барьер. И ещё добиться чистого произношения. На премьере сказали, что этот русский играет без акцента. Я им отдал сполна за все мучения на банкете, по поводу премьеры, сказал примерно так: «Это вот все шме-ш- мс-шме забыли, я намучился с этим, теперь будете меня слушать по-русски»...
- Вы сыграли Ричарда III в театре имени Моссовета. До «Ричарда» столько прожито, пережито, сыграно. Может быть поэтому эту роль критики и зрители приняли и оценили так высоко?
- Эта роль не давала мне покоя четыре года. Я сё предлагал, но материал вызывал у театра определенные опасения. И когда встал вопрос - ну, а кто же это всё поставит? - предложил Нину Чусову. Мы долго разговаривали, долго думали, взвешивали все за и против: насколько это будет интересно, злободневно и вообще нужно ли. И вот пришли к выводу, что надо делать. Да, пьеса сложная, тяжелая. Работу провели огромную. И по сокращению пьесы в том числе. Если ее делать в оригинальном виде, спектакль шёл бы часов десять.
- Вы похудели на десять килограммов? «Ричард III» удостоен рекорда в Книге Гиннесса за самое большое количество слов у персонажа. Эта роль - не из простых?
- Такие персонажи - небесная составляющая для артиста. Гамлет, Макбет, Сирано де Бержерак... Как-то так получалось, что у меня всегда совпадали желания с действительностью. Хотя не всегда это положительно воспринималось театром. Зачем столько текста? Зритель должен понять, о чём мы говорим... О наказании. У Шекспира оно особенное. Сначала происходит нравственное падение, а потом тебя убивает совесть и характер. Понимаешь, что ты - сам себе возмездие. Почему тогда герой пьесы так ищет смерти? Вот это вот: «Коня, корону за коня!» - когда Ричард не сбегает с поля боя, а лезет в самую гущу. Он думал, что победит, но в результате убит. А сколько сюжетных поворотов! А какие там отношения, мотивы? И всё это нужно донести до зрителей. Шекспир же писал хроники, историю королевской семьи. Как сериал. Мы играем финальную его часть, где важно всё предыдущее.
- Трудно сыграть роль, не пропустив её через себя, в этой одержимости, эмоциональности героя. Вы чувствуете схожесть между собой и Ричардом?
- Он же и есть я. Слова сами подсказывают тебе верное эмоциональное состояние. Но мое эмоциональное состояние - это состояние Домогарова, а не рядом играющих артистов. Поэтому, естественно, он - мой: крик, шепот, слёзы... Это все мое, домогаровское. Но, с другой стороны, понятия не имею, что делал бы на его месте. Мы даже не понимаем, что они делят. «Отдай мне долг, и я исполню то, что ты просишь. Я убью детей», - произносит Бекингем. Ты можешь представить, о каком долге идет речь? Ричард пообещал ему графство Херифорд со всем имуществом, что там осталось от короля. Что для нас сейчас долг? Ну, квартира, машина. Хорошо, десять машин... Крутой особняк на Рублёвке. Грубо говоря, я отдаю тебе Беларусь с Украиной, а ты идёшь со мной. Не знаю, как повёл бы себя, оказавшись перед такой делёжкой. У нас другие моральные ценности, понятие доброты, представления о предательстве. А что, если речь идет о короне? Что для нас это железка? Как заставить зрителя почувствовать, потом сочувствовать, а потом и ужасаться? Мне бы очень хотелось, чтобы Ричарда было жалко. Чтобы у зрителя возникло странное ощущение, которого не должно быть после всех ужасных деяний этого человека. Он - абсолютное зло. И оно всемогуще. Для него не существует слова «нет».
- То есть отрицательные герои для вас притягательны, интересны?
- Они безумно притягательны. У зла нет границ. Это у добра есть рамки, мораль. Тебя бьют - подставь другую щеку. Поэтому зло очень привлекательно, и могут пойти за таким злом и нехотя будут его оправдывать. Когда Ричард признается в любви леди Анне, непонятно, где он обманывает. А если и так, то делает это так красиво и естественно, что она верит. Да, он убил её мужа и отца, да, кривой, косой, но он готов мир положить к её ногам. Анне по пьесе лет 16. Когда воин, на котором регалий больше, чем доспехов, говорит, что все отдаст ради нее, разве можно не согласиться?
- Чем вы любите заниматься, если появляется свободное время?
- У меня всегда была страсть - горные лыжи и мотоциклы. Но с годами чувство самосохранения стало настигать меня чаще и чаще. Ничего не поделаешь - годы, хрупкие кости... Обожаю горы! Великая сила от них исходит! Если есть возможность уехать в горы, то уезжаю. И не могу с ними расстаться, тяжело всегда уезжать от них. Не очень люблю море. Не то, чтобы не люблю, спокойно отношусь: ну, море и море, хорошо. Пять дней хорошо, десять, но не больше. А вот в горах чувствую себя хорошо. Ощущение того, что солнце, снег, жарко, а он не тает, ты еще вдыхаешь этот морозный, классный воздух. Это захватывает. Это ощущение какой-то жизни полной грудью. В Москве не любитель куда-то ходить. Не тусуюсь, выхожу, если только необходимо побывать на том или ином мероприятии. Домосед, мне всегда есть, чем заняться дома. Очень люблю рыбалку. Сибиряки уж точно меня поймут. У нас тут есть местечко определенное. В этом году впервые в жизни выбрался на зимнюю рыбалку. Скажу так: жизнь прожита зря! Почему я раньше не раскусил этот кайф? Морозец, лунки, десять снастей разных, а если, клюет, то это же уйти невозможно. Ну, еще полчасика, как, уже прошло, а давай еще часик... Два дня подготовки, потом в семь часов утра на лёд, и можно так до трёх-четырёх просидеть, жалеешь только, что день короткий. Уже не говорю о летней, это вообще за уши не оттянешь.
- А у вас есть друзья, настоящие друзья? С вами, наверное, непросто дружить?
- Андрей Сергеевич Кончаловский сказал гениальную фразу: «Устал обижаться на людей. Бездарно потраченное время». Есть ластик, знаете? Пишешь в тетрадке фамилию, потом берешь ластик... Ты можешь общаться с человеком замечательно, ты можешь ему подавать руку, целовать его в щеку, но его для тебя нет. Есть очень много знакомых, много приятелей, но друзей... Их действительно единицы. И не обязательно созваниваться каждую неделю и справляться о состоянии дел. Ты просто знаешь, что этот человек существует. Он - есть. Просто человек, который всегда протянет руку. Ночью, днем, ранним утром.
- Вы можете часами говорить об успехах сына. Саша окончил, как и вы, Щепкинское училище, снимался в кино и выбрал для себя непростой путь - он продюсер, режиссёр и уже снял свою первую серьёзную картину. Его недавний режиссёрский дебют оценили маститые кинематографисты - фильм «Пальма» тепло был встречен зрителями! Вы гордитесь сыном?
- Горжусь ли я Саней? А как вы думаете? Мне есть чем гордиться. Вчера был на его, можно сказать, первой премьере картины «Пальма». У него за плечами уже две картины, но я считаю, это первая, выстраданная от начала до конца, работа! Я очень доволен. Доволен всем. Как он представлял группу, как вёл себя на сцене, чувство юмора хорошее. Хотя я волновался так, что лучше бы мне в этот вечер самому играть, чем сидеть в зале. Oн должен продолжить дело. Папа заложил начало, сын должен пойти дальше. И он уже в чём-то меня перешагнул, он пошёл дальше меня, чему я искренне рад! Я уже дождался, меня сын позвал на небольшую роль в японской части «Пальмы», надеюсь, что как-нибудь даст роль побольше. Хотя, честно, он этого не любит. И не любит жёстко. Считает, что «родственные отношения в деле» идут не на пользу. Я с ним согласен. И желаю ему своего серьёзного пути со всеми сложностями, которые его могут ждать. По-другому следующая победа будет не так значима. А он станет сильнее!
- А вы нравитесь себе в состоянии влюблённости?
- Очень! Я летаю!
