Жанр спектакля «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» режиссер Павел Хомский обозначил как «музыкальная драма», а главную роль (или партию) поручил Александру Домогарову. Безусловно, Домогаров профессионал настоящий, только поющим мы его еще не видели. Поэтому было страшно интересно узнать о его собственных впечатлениях от встречи с новым для него жанром.
- Скажите, Александр, «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» - это ваш выбор?
- В том числе и мой. Четыре года назад был выпущен «Сирано де Бержерак», но только год спустя главный режиссер театра Павел Хомский начал заговаривать о следующей работе. Должен признаться, что после великой пьесы Ростана многие другие стали казаться мне мелкими, а материалы представлялись отыгранными, вторичными. Думали о «Тени», которая на тот момент не игралась уже четверть века, и вдруг Павел Осипович привез из Америки «Доктора Джекила и мистера Хайда».
- Что именно привлекло вас в предложенной постановке?
- То, что, прослушав музыку, я не смог напеть ни единого шлягера. Поначалу мне показалось, что их там нет. Стилистически музыка напоминает симфоническую, в роковой обработке. Шлягеры там, несомненно, есть, но, выйдя из зала, их сходу не насвистишь. Очевидная трудность материала было первое, что меня привлекло. Второе – сама история. Перечитав повесть Стивенсона, я понял, что это глубокое философское эссе, и мне захотелось с точки зрения 40-летнего человека поразмышлять о главном, а именно о том, что такое хорошо и что такое плохо. Что мы носим в себе, что скрываем и какими рождаемся на свет – добрыми или злыми. В пьесе множество намеков, полунамеков, ассоциаций и, конечно, музыка, которая сообщает зрелищу огромный энергетический заряд, – все это трудно, но ужасно интересно.
- Существует несколько киноверсий этой повести, вы их видели?
- Видел американскую, очень старую экранизацию, видел русский фильм со Смоктуновским – впечатление, что за основу приняты разные истории. Пьеса, которую играем мы, ближе к американской адаптации. Надо сказать, что драматургический материал довольно банален, но, положенный на музыку, впечатляет. В спектакле 38 музыкальных номеров, длится он в общей сложности более 2,5 часов. Для актеров это невероятно тяжело.
- Вы поете на сцене впервые. Какие у вас ощущения?
- Спектакль помогает постичь самого себя, разобраться с собственными бесами?
- Не скрою, после прогона ходил в церковь – дьявольское начало в моем персонаже присутствует несомненно. Увы, оно чрезвычайно притягательно.
- Как вы думаете, почему?
- Это необъяснимо. Зло притягательно изначально – такова природа человека. В эпизодах мистера Хайда есть такой текст: «…Я законы добра отменю, я предам вас огню и мечу, теперь я ваш высший судья, этим миром правлю я!..» От одного только допущения совершенной вседозволенности, оттого, что я как бы волен делать все что угодно – в душе шевелится что-то страшное. И совладать с этим невероятно трудно.
- Вам кажется, что постановка подоспела ко времени?
- Думаю, это всегда ко времени. История хорошего человека, который решил сделать людям добро, избавив их от зла. Эксперимент удался, вот только темная часть души не исчезла. Она, как выясняется, неистребима. В конце спектакля написана, может быть, самая сложная для меня сцена, где я одновременно существую в двух ипостасях: одна моя половина – Хайд, другая – Джекил. И психологически, и вокально - это сложнейшая партия, которая поется одним человеком, но разными голосами. Добро и зло делят человека, рвут его на части. Разве не это происходит с нами?
- Александр, вы мистик? Вам кажется, что спектакль - какой-то этап жизни, что он возник и родился неспроста?
- Антрепризными предложениями, наверное, заваливают?
- Зовут, да я отказываюсь.
- Почему? Нет серьезных ролей?
- Бывали. В частности, предлагали Мастера в «Мастере и Маргарите», но я предпочитаю заниматься чем-то одним. Я, грешный, думаю, что скрипачу лучше играть на скрипке и не лезть в акробатику. Служу в Театре Моссовета, и мне это нравится. Если бы я был здесь не востребован, вероятно, искал бы работу, но, к счастью, работы у меня достаточно. Дай бог делать хорошо то, что уже есть. Словом, в театре я реализуюсь полностью.
- А в кино?
- В кино сложнее. Редко попадается качественный материал. Мне не стыдно ни за одну мою картину. «Бандитский Петербург» и «Марш Турецкого» не исключение, хотя за них мне более всего достается от критики. Когда вышел «Сирано», кто-то сердито написал, что Турецкому приклеили нос. Впрочем, я их простил…
В работах коллег, особенно в сериалах, что-то нравится?
- Кое-что смотрю, когда выдается время. Качество видно сразу. Сейчас идет «Гибель империи» Хотиненко. Посмотрел - тут же позвонил Балуеву, поздравил – по-моему, это очень хорошее кино. Сразу видно, что оно сделано мастерски, что умно снимает камера, что работал настоящий режиссер. Получается продукт, который не только приятно смотреть - в котором приятно копаться, замечая, что дышит и второй план, и третий, равнодушных статистов там нет. «Холостяков» смотрел – порадовался за ребят, смотрел «Брежнева» – очень понравилось.
P.S. Уже распрощавшись с артистом, я не удержался и спросил:
- Как вам кажется, в России когда-нибудь появятся вновь люди чести?
- Надеюсь, - ответил Александр. И, подумав, серьезно добавил: - Мне кажется, что понятия чести и совести в русских людях заложены генетически. Вопрос только в том, когда проснутся гены. Мне кажется, их пора будить.
Андрей Васильев
журнал "Ваш досуг"
№ 16, апрель-май 2005 года
