В апреле 2005 года в Театре им. Моссовета состоялась премьера – спектакль «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» по произведению англичанина Роберта Льюиса Стивенсона. Книга наполнена традиционной английской хандрой, туманами и таинственностью. По сюжету интеллигентный ученый решил на себе испытать новое средство – чего не сделаешь во имя науки! И по ночам его сознанием стали овладевать силы тьмы. Переодеваясь то в женщину, то в пастора, то в военного, он совершает жестокие убийства – одно за другим. Повесть Стивенсона уже была испробована советским кинематографом – двадцать лет назад. Назвать громкой одноименную картину нельзя, но, что примечательно, в ней снимался легендарный Иннокентий Смоктуновский. Сегодня тема ночных кошмаров, похоже, в моде – после триумфального шествия «Ночного дозора» по стране. Но театральная общественность бурлит по другому поводу: спектакль-то музыкальный. А в главной роли – драматический артист Александр Домогаров, которому предстоит блеснуть перед публикой своими вокальными данными.
Режиссер Павел Хомский:
- Это очень сложная роль. И ее должен играть очень хороший артист. Выбрали Домогарова, потому что он именно такой актер. Саша никогда еще в музыкальных спектаклях не участвовал, но на телевидении звучали записанные им песни. Он человек подготовленный, прекрасно играет на фортепиано. И последнее: мне кажется, Домогаров до конца не раскрыл свой актерский потенциал. К нему в свое время прилепили ярлык – красивый герой-любовник. В нашем театре он прекрасно играет в спектакле «Мой бедный Марат». Это глубокая роль, с разнообразными внутренними психологическими ходами. А образ Сирано совершенно не из амплуа героя-любовника. О Домогарове тогда написали, что он красив даже несмотря на приклеенный нос. Я считаю, что это серьезная и очень большая актерская работа. Тем более что он в ней совершенствуется. Спектакль живет своей жизнью, каждый из персонажей тоже: один что-то теряет, другой находит. Мне кажется, только сейчас Александр Домогаров обретает в этом спектакле настоящую свободу, он стал играть еще лучше.
- Александр, что для вас главное в данной роли?
- Все. Я с музыкальным жанром столкнулся впервые. Понимаю, что для драматического артиста, не поющего, это очень тяжело. Другое дело, что мы ставим иную задачу, но все равно зрители будут судить, требовать от артиста Домогарова: если уж поешь – так пой!
- Вы исполняете две роли. Какая из них вам ближе?
- Зло всегда выгоднее играть. Больше красок. Джекил прямолинейный, а Хайд многограннее.
- Я имею в виду – не как актеру, а как человеку?
- Во мне тоже преобладают оба начала. Спектакль о том, что ты выпускаешь беса, который в тебе сидит. А он есть в каждом. Другое дело, как он проявляется. Он может никогда не заявить о себе, а может показать всю свою силу. Оказалось, что в благообразном, очень мудром и добром ученом живет его противоположность, квинтэссенция зла. Во внешне интеллигентном, умном человеке скрывается невообразимое зло, невообразимое! И оно начинает проявляться само собой, и с ним не сладить. Хочется объяснить зрителю, что мы – странные люди, странные существа. У нас внутри такие возможности! Плохие или хорошие...
- Две роли в одном спектакле, два характера... Наверное, вам как актеру было тяжело вдвойне. Ваше мастерское перевоплощение на сцене восхищает!
- О, поверьте, это только наметки! Пока еще идут репетиции. По-настоящему – как ты себе рисуешь, как бывает в твоем воображении – должно быть в десять раз сильнее. По-настоящему, в полную силу надеюсь сыграть на премьере.
- Войти в образ, свыкнуться с ролью, сжиться. Понять все до конца – это длительный процесс?
- Премьерный год вообще будет тяжелый. Я меряю не премьерными спектаклями, а премьерными годами. Вот Сирано только-только устаканился. А прошло три года.
- Бытует мнение, что настоящий русский репертуарный театр сохраняется сейчас лишь в регионах. Вы согласны с этим?
- Мы тоже выпускаем по несколько премьер в год, но, когда театр начинает нечто серьезное, такой спешки нет. «Джекил» - это большая работа, и она длится уже второй год.
- Два года идут репетиции?
- Мы останавливались, зависали на каких-то этапах, но, в принципе, работаем два года. Сейчас чисто по технической причине остановились: фонограмму нужно переделать – чтобы пару лет он еще не устарела. Мы все-таки живем в 2005 году. Музыка идет вперед семимильными шагами. Такое количество новых звуков, такое многообразие музыкального материала! У нас есть американский, немецкий, английский варианты. Они совершенно разные! Мы пытаемся найти свое звучание. Не хотелось бы говорить высокие слова, но мы стремимся к эксклюзиву. Хотим создать совершенно новый музыкальный материал, на основе тех же нот, но с новым звучанием.
- А как вам удалось, будучи абсолютно здоровым человеком, столь великолепно сыграть безумие великого Вацлава Нижинского?
- Значит, есть во мне что-то болезненное. На спектакль приходили врачи – не мои! – и говорили: «Вы ходили куда-то смотрели? Откуда вы все срисовали?» Просто очень много материала этому посвящено. Оттолкнуться можно было хотя бы от того, что Нижинский заикался. Когда нервничал, грыз ноготь большого пальца.
- Страшно было играть в спектакле «Макбет»? В актерской среде с ним связано много нехороших примет.
- Да, после него жизнь пошла наперекосяк. В тот период я получил звание заслуженного артиста, а через полгода был как битый по затылку своему.
- После фильм Ежи Гоффмана «Огнем и мечом» поляки вас просто обожают. Вы ощущаете какую-то связь с данной страной?
- Это действительно так. Не могу сказать, что Польша моя вторая родина, но связано очень многое.
- Как вам кажется, где вы можете больше себя реализовать – в кино или театре?
- Театр, я считаю, то место, где артист должен служить и работать. А искусство кино помогает театральному актеру. Надо сниматься в кино! Обязательно. Это дает свободу, популярносять, если все складывается нормально, и финансовую независимость, потому что люди, работающие в театре, - фанатики. Есть понятие театральной школы. Вот ты пришел на репетицию – как белый лист. Хотя понятно, что с годами у тебя становится больше опыта, наработок. Но прекрасно, если к ним ты каждый раз можешь добавить что-то новое, будто забыл все, что умеешь, и начинаешь сначала, как студент! Ну, а если ты известен по фильмам, это дает тебе свободу в театре. Например, для кого-то Домогаров – это Турецкий, больше такой зритель его не воспринимает. Очень часто и на спектакль идут, чтобы посмотреть на популярного киноактера. И вдруг артист раскрывается по-другому. Оказывается, он еще может Нижинского сыграть! И Сирано вдобавок! Хотя я не считаю, что Турецкий – плохо. Есть серии, которыми я очень дорожу и очень доволен.
- Одна из ваших бывших жен назвала вас прагматиком и реалистом. Как вам удалось исполнить Сирано в таком случае? Он же романтик, по-моему, до мозга костей.
- Этот вопрос надо адресовать моей бывшей жене. Если бы я был прагматиком и реалистом, тогда бы я не сыграл Сирано. Или тогда бы зритель не ходил на него три года.
- Многие считают вас одним из самых красивых актеров. Вы гордитесь своей внешностью?
- Я не Нарцисс. Но как я могу не гордиться тем, что мне дали мама с папой? На комплименты реагирую совершенно адекватно, вообще-то привык к ним.
- Вас еще наградили званием героя-любовника. А если серьезно, что вы вкладываете в понятие «любовь»? Вы сами влюбчивы?
- Мы так кидаемся этим словом. Любовь, любовь, любовь... А это редкий подарок судьбы. Это работа, долг, тяжелый труд – если вдуматься.
- И еще семья?
- Я раньше думал, что без любви семья невозможна. (Пауза.) В принципе, и теперь думаю. У меня преклонение перед понятиями «семья» и «любовь». Меня так учили: я знал, что такое дом, семья, вечерний семейный ужин. И сейчас знаю. Никто меня не разубедит, что этого нет. К сожалению, жизнь складывается так, что тебя пытаются разубедить.
- Как складываются ваши отношения с сыном?
- Замечательно. И хотя мы не живем вместе, я могу сказать, что у меня любящий сын. Он прекрасно знает, что у него есть отец. Замечательные отношения! Я очень дорожу, что у меня шестнадцатилетний ребенок, который выше меня на голову, который может положить мне руку на плечо и сказать: «Ну че, па-а, па-а-айдем поиграем в боулинг?» или «Па-а-айдем, покатаемся?»
- Фамилия отца ему больше помогает или мешает?
- Безусловно, ему надоели постоянные вопросы. Он мне уже объявил, что собирается менять фамилию при поступлении в институт. Сказал, возьму фамилию Петров, буду жить нормально.
- Кем он собирается стать?
- Не знаю. Это тайна, покрытая мраком. Что думает Сан Саныч – только он один знает.
- В последнее время вас часто видят с Мариной Александровой...
- Ну?
- Вы опровергаете это?
- Ничего не опровергаю. У нас замечательные отношения с Мариной Андреевной. Но ей 22 года, а мне 41. Надо делать выводы. Мне скажут – посмотри в паспорт.
- Вас смущает разница?
- Меня ничто не смущает, просто не надо раздувать то, чего нет. Какой еще роман? Во-первых, я не очень люблю... очень не люблю это слово. Я считаю, оно не совсем употребимо по отношению к более или менее интеллигентным людям. Поэтому повторяю: у меня с Мариной Андреевной Александровой замечательные отношения. Я ее очень люблю как человека. Я помогу ей и сделаю все, что сумею, если ей будет нужна помощь, но не вклинивайте сюда романтические отношения.
- Остается ли у вас после спектаклей, репетиций и съемок свободное время? Читать успеваете?
- К сожалению, очень мало и только по работе. Прихожу домой, беру книгу, и меня хватает на два абзаца. И все. Сейчас я перечитываю книги по истории.
- Просто интересуетесь, или предстоят съемки?
- Дай Бог, предстоят! Не хочу загадывать вперед. Это будет серьезно. Тогда я отдам в каком-то смысле долг своей стране.
- А сами какое кино смотрите?
- Различные фильмы, но опять же только вечером. Меня такие долгоиграющие картины, как «Авиатор», клонят в сон – на каком месте заснул, уже не помню. Если есть свободное время, еду кататься на лыжах. Но тоже очень редко. А ехать, как мои друзья, после девяти-десяти часов вечера у меня после спектакля сил не хватает – остаются только на еду. Я ужинаю дома. Если нет предложений куда-то пойти.
- Сейчас в моде японская кухня. Вы палочки уже освоили?
- Я понимаю, что суши - это как минимум очень полезно и стройнит, но все-таки мне ближе славянская кухня. Тем более что палочками есть я так и не научился.
"Досуг и развлечения",
N 12 (55),17-27 марта 2005 года,
Ольга Павликова
