Сыграв доктора Астрова в новом спектакле «Дядя Ваня» Андрея Кончаловского, Александр Домогаров продолжил сотрудничество с режиссером, которое началось на площадке фильма «Глянец». В фильме актер сыграл миллионера, а в спектакле — разочаровавшегося во всем деревенского врача. Корреспонденту GZT.RU Домогаров рассказал о том, как Кончаловский погружал актеров в мир Чехова, как ему однажды довелось играть на польском языке и как он успевает сниматься сразу в нескольких фильмах.
- Александр, как вам работалось с Кончаловским?
- Приятно работать с таким энциклопедически образованным человеком, как Андрей Сергеевич. Он замечательный режиссер. Мудрый человек, интеллектуал, и при этом он очень ироничен. Андрей Сергеевич воспринимает мир не так, как остальные, именно от того, что он слишком много знает.
- Вы согласны с тем, что артист - это пустой сосуд, который режиссер должен заполнить каким-то содержанием?
- Я не согласен со словом «пустой». Потому что у этого, как вы сказали, «пустого сосуда» есть свои мысли, чувства, нервы, так что пустым назвать его нельзя. Дело в том, как эти составляющие повернуть, какие струны затронуть в душе у человека-артиста и как из него вытащить то, чего он о себе, может быть, даже и не знает. Тут все зависит от режиссера. Другое дело, что ты приходишь на репетицию как бы «белым листом». Сколько бы лет ты не работал, как бы ты не был натаскан на профессию, на первой репетиции ты все равно должен быть «белым листом». Если артист в начале репетиций скажет: «Я знаю, как это играть», ему нужно уходить из профессии. Начиная работу над «Дядей Ваней», актеры были такими же «белыми листами». Читая статьи, которые приносил Андрей Сергеевич, я стал многое понимать о Чехове и об Астрове.
- Какая из них подействовала на вас сильнее всего?
- Статья Горького «О русском крестьянстве», опубликованная в 1922 году в Берлине. По-моему, Горького не расстреляли в момент ее выхода только потому, что она была напечатана за границей. Я даже представить себе не мог, что этот «буревестник революции» напишет такое о русском народе и о классе, из которого он вышел. Он приводит в этой статье разговор с одним на тот момент очень известным командиром Красной армии, который сказал: «Русского бить легче. Народу у нас много, хозяйство у нас плохое; ну, сожгут деревню, - чего она стоит! Она и сама сгорела бы в свой срок. А вот прусаков жалко: какое величественное хозяйство у них. И турков жалко: добряки, улыбаются неизвестно почему. И вообще, внутренняя война — это наше внутреннее дело». Прочитав такое, понимаешь, почему Антон Павлович так относился к уездной жизни и русским людям. Почему писал: «Нашу жизнь — уездную, обывательскую, русскую терпеть не могу. Презираю всеми силами души». Начиная в этом разбираться, открываешь для себя совсем другого Чехова. Совсем не такого, о котором нам говорили в школе. Когда я учился, школа отбивала у учеников всякую охоту читать и думать. Может быть, сейчас по-другому преподают, но я застал именно такую систему образования. Слава Богу, что мои бабушка, папа и мама заставляли меня многое читать, смотреть, чем-то заниматься. Если бы не они, не знаю, каким бы я стал.
- Вы снимались в фильме Кончаловского «Глянец». В кино он работает так же, как в театре?
- В фильме «Глянец» у меня было немного съемочных дней, но я получил удовольствие, работая с Кончаловским. В кино несколько иная система работы. У режиссера большой штат помощников, многое зависит от операторской группы. Но Андрей Сергеевич знает и прекрасно и чувствует артиста. Бывает, что кинорежиссер приходит на площадку, не зная, что он будет делать. Кончаловский точно это знает. Понимает, как будет строить кадр и чего хочет добиться от артиста.
- Бывало, что он делал вам замечания на съемочной площадке?
- Иногда сердился: «У тебя что, пять картин одновременно?»
- А такое и правда случалось?
- Иногда я снимался одновременно в трех-четырех картинах, но это непросто. Был такой сезон, когда я снимался в Москве в «Марше Турецкого», в Питере в «Бандитском Петербурге», в картине режиссера Сергея Снежкина и одновременно в «Идиоте» Геннадия Бортко.
- Как вам удавалось все успеть?
- Ночью я снимался в «Бандитском Петербурге», утром снимался у Снежкина, вечером в «Марше Турецкого», днем ехал к Бортко. Потому что Бортко всегда очень трепетно относился к Достоевскому, и нужно было приходить на съемки подготовленным. Все актеры учили текст: Достоевского нельзя играть «своими словами». Бывало, что я все время ездил из Питера в Москву и только по звукам на вокзале понимал, в каком я городе. Тогда мне нравилась такая востребованность.
- Это же очень тяжело.
- Это было очень тяжело, но мне нравится работать в таком ритме.
- В 90-е годы, когда начиналась ваша кинокарьера, была очень сложная экономическая ситуация. Многие актеры в тот момент начинали заниматься бизнесом и уходили из профессии. Некоторые просто спивались. Что помогло вам удержаться, по-прежнему работать в театре и сниматься в кино?
- Его величество случай. В самые сложные моменты всегда возникали какие-то предложения, которые меня просто спасали. Например, когда я думал, что в моей жизни уже никогда не будет кино, возник фильм «Графиня де Монсоро».
- Вас сразу утвердили на роль де Бюсси?
- Сначала я прошел пробы, но не был утвержден. Потом сменили режиссера: картину стал снимать Владимир Михайлович Попков. Он попросил показать ему все предыдущие кинопробы, и сказал: «Мы утвердим вот этого актера». И это в тот момент, когда мне казалось, что уже ничего не может быть. В то время когда в России кино просто не снималось, мы три года снимали «Графиню де Монсоро». Бывали остановки по три-четыре месяца, но мы все равно работали и знали, что мы работаем. Когда я уже более или менее встал на ноги, в театре тоже появились интересные предложения.
- Знаете, я недавно пересматривала спектакль «Мой бедный Марат». В первый раз я смотрела его лет десять назад. И очень удивилась: такое впечатление, что премьера состоялась совсем недавно.
- Так случилось, так звезды легли. Произошло то, чего мы сами не можем понять. Какая-то химия. «Мой Бедный Марат» ставился как спектакль к 50-летию Победы в Великой отечественной войне, и у нас было к нему такое же отношение. Думали: годочек поиграем и благополучно забудем. Но так получилось, что мы играем его до сих пор и нам интересно. А бывает, что спектакль и сезона не выдерживает. Народ не ходит, артистам не интересно. Ребенок родился уже мертвым. У меня бывали такие спектакли. Играешь и понимаешь, что он уже изначально мертв. Убит во время репетиций, совместными усилиями артистов и режиссера.
- Бывает, что спектакли репетируют по 3–4 года.
- Я не верю, что в итоге получается что-то стоящее… Конечно, есть режиссеры, которые работают по 4–5 лет, но я этого не понимаю. Это скорее лаборатория, мастерская, где копаются в человеческой душе. Я так не могу. Можно репетировать сезон, семь, восемь или девять месяцев от момента застолья до премьеры. Вот и рождается нормальный, девятимесячный плод совместных усилий.
- Почему вы ни разу не участвовали в театральных экспериментах?
- А я — не экспериментатор. Или просто экспериментирую по другому. Например, экспериментом была роль Нижинского (в спектакле «Нижинский, сумасшедший божий клоун» — GZT.RU) В Театр на Малой Бронной пришли режиссер и два артиста, абсолютно чуждые коллективу. В театре всегда недолюбливают людей чужих, пришлых. А тут пришли какие-то чужаки из Моссовета. Надо было доказать всем, что мы тоже кое-что можем. И, как мне кажется, доказали.
Другим экспериментом был спектакль «Макбет» в польском театре «Багатела». Я уехал в чужую страну почти на полтора года, репетировал и играл «Макбет» на чужом языке. Вся Польша приехала на премьеру, посмотреть, как этот русский артист играет в театре. Меня знали по киноработам, и всех интересовало, что я могу делать на театральной сцене. После пяти или десяти спектаклей появился Вайда (польский режиссер Анджей Вайда — GZT.RU) и предложил мне сниматься в его фильме «Бесы». Вот это и был эксперимент. Для меня очень серьезный. Это был поступок: уехать и согласиться играть в чужой стране на иностранном языке. Не знаю, пошел бы я сейчас на это.
- Думаете, нет?
- Если сейчас такое предложат, буду долго думать.
- В каких новых фильмах вы будете сниматься в нынешнем сезоне?
- В трех. Один из них «Кукольный дом» по Ибсену — совместный проект Белоруссии Венгрии и Италии. Я буду играть Торвальда. Об остальных говорить пока рано. Я пока не знаю, как мы с агентом будем все это разводить. Для меня это загадка.
- Вы переехали в прошлом году в новый загородный дом. Как вам там живется?
- Прекрасно. Там свежий воздух, природа. И соседей нет. Иногда я в три часа ночи сажусь за рояль, и никто в стену не стучит: «Перестаньте, дайте поспать!».
- Часто ли вы играете? Какую музыку обычно слушаете?
- Конечно, пальцы бегают по клавишам уже не так быстро, как в тот момент, когда я окончил музыкальную школу. Но иногда, если время позволяет, играю то, что мне хочется. А музыку слушаю разную. В зависимости от настроения могу слушать тяжелый рок, металл, под который можно по-настоящему оторваться, классику.
GZT.RU 14.01.2010 г.
