- А ну-ка, - подумал я. - Каким получится Вертинский у Домогарова?
🤷♂ Наверное, об этом подумала ярославская публика во второй день Международного театрального Волковского фестиваля перед спектаклем «Вертинский» в постановке Нины Чусовой.
🤷♂ Наверное, об этом думал и сам Александр Юрьевич и… включил эту фразу в свой сценический монолог.
🎭 Народный артист России не имитировал великого её артиста. Ну разве что немного, слегка - в томности гласных и текучести жестов.
🎭 Нина Чусова лишила Домогарова «маски» Вертинского. Более того - она её… оживила. Хрестоматийный облик Вертинского, его сценическую пластику, его рафинированные жесты режиссёр отдала актеру пантомимы. Его «сюжетная» линия шла параллельно основной - вслед за биографией и… эмоцией. Андрей Кислицин воплотил в своей пластике всё, что мы помним (о Вертинском) и любим (в нем).
❓ А что Домогаров?
🎭 А Домогаров оказался… внутренним голосом Вертинского - уставшего, умудренного, твердо стоявшего на земле и любившего свою семью и свою родину. Сквозь время и пространство.
🎭 У сценического персонажа Александра Юрьевича было и ещё одно измерение: он рассказывал о Вертинском голосом… рядового зрителя, словно он - рядовой зритель - сам читал текст Вертинского. Про себя. О себе.
🎭 Но было что-то ещё глубже в этом сценическом образе… Словно голосом Домогарова говорила наша современность, проверяя Вертинского на созвучность.
🎭 Недаром на сцене, в глубине, стояло огромное зеркало-витрина: в нем в луче света стоял Пьеро Андрей Кислицин и потом из него выходил - на сцену и к публике. В это зеркало смотрелся персонаж Домогарова, «надевая» манерность Вертинского (в самом начале) и снимая её (в финале).
🎭 Сценография Евгении Швец минималистична и лаконична: столы, скатерти - белая и красная, лампы с абажурами, ваза с белыми цветами, фотографии в рамках, венские стулья, ширмы с наклеенными на них афишами. Вешалка с чемоданами вокруг. И зеркало. Скупые свидетели бытовой неустроенности Вертинского в эмиграции. И символы его странничества на земле.
🎭 В глубине сцены слева - музыкальная зона для квартета Евгения Борца: рояль самого Борца, контрабас Сергея Хутаса, флейта и саксофон Павла Скорнякова, ударные Дмитрия Власенко.
🎭 Мотивы Вертинского в джазовой обработке словно музыкальные фантазии народной памяти и… любви. Перкуссия, пронзительный свист, басовые удары врывались в знакомую мелодику знаками бытовых и исторических перипетий в жизни и творчестве Вертинского.
🎭 На авансцене импровизированная ламповая дуга рампы - для Александра Домогарова. Барный стул, пюпитр, микрофон - для него.
В этих нескольких зонах развивалось сценическое действие, они вместили биографию, творчество и внутренний монолог артиста. Минимализм оказался выразительным.
📝 Вся биография Вертинского уместилась в пачке пожелтевших от времени листов, Александр Юрьевич перелистываю их время от времени и убирал «прочитанное» в конец.
- А что если бросать их на сцену? - подумалось вдруг. - Отрывать и бросать… Устроить такой “листопад”… Les feuilles mortes…
🎭 Но нет. Монолог Домогарова не о прошлом и забытом - нет. Слова актера - о жизни. Конечно, в них звучали традиционные темы: артист и власть, артист и публика. Но самое главное: артист и его душа, исповедь перед самим собой и своим - высшим - судом.
🎭 Лаконичный свет Елены Перельман всего несколько лучей. В одном из эпизодов в луче, падающем вертикально, оказались руки Пьеро Андрея Кислицина. Только руки. В белых перчатках. Но в этом луче «только» руки «просто» ожили. Актер стоял тут же - за лучом, у луча, не прятался за ширму. Но волшебным образом актер и его руки жили отдельно - так казалось из зала.
Вот она метафора: вроде бы одно целое - артист и его творчество (это мы умом понимаем), а получается, что артист и его творчество чудесно сосуществуют и даже вступают в диалог, и это чувствуется уже сердцем.
🎭 Из-за усталой хрипотцы Домогарова и безмолвной тени его отделившейся маски Андрея Кислицина выглядывала хрустальная чистота актерской исповеди.
🎭 Чтобы ещё пуще запутать публику Александр Юрьевич «шалил» с временными пластами и обращался к Кислицину по имени (уменьшительно-ласкательно), к Борцу - по имени-отчеству, напрямую к публике: «дорогие мои»…
🎭 В финале спектакля актер Домогаров и маска Вертинского соединились, но лишь наполовину: половина лица - белый грим.
Отчужденная маска стала полу-Вертинским, но и этого достаточно: прошлое не вернуть, и не надо.
Вертинский прошел проверку - на Вертинского. Временем.
‼ У каждой эпохи свой Вертинский - это понятно.
‼ В каждом актере живет Вертинский…
‼ Верно и наоборот: в Вертинском живет собирательный образ актера.
профессор Академии МУБиНТ, доктор филологических наук
Степанов Валентин Николаевич
8 октября 2025 г. Ярославль
